Гарри Поттер
Мультяшa
offline
Есть у меня приятельница в Нижнем Новгороде. Познакомились мы сней лет 7 назад на ее форуме. Я тогда как и большинство увлекалась всем известными романами госпожи Роулинг про Гарри Поттера. Так вот Стаська написала по мотивам Потерианы свои произведения, только в более современной трактовке. Уж больно у Роулинг подростки описаны скучно-ну да, учеба, волшебство и прочие приключения. 
а вот где подростковые переживания, первая любовь!? Нету там такого. 
А у Стаськи так интересно и красиво написано, что "Ловца" я практически проглотила. Потом мы с ней стали общаться, а т.к. она еще и большая поклонница анимэ, то на форуме общалось приличное колличество самого разного народа, разного возраста (от 23 и до 35+. Самой Стаське сейчас 36 лет, прекрасная семья, две дочки, сама она знает два языка (английский в совершенстве, японский, и китайский)пишет статьи для журналов, работает инструктором по фитнесу-ведет группы беременных и детей (включая инвалидов с аутизмом и ДЦП). Так мы все перезнакомились, стали даже ездить друг к другу в гости. Помню на Новый год 2006 в Москве собрались ребята с ее форума, все из разных городов. Такие интересные и позитивные люди!!!
Потом Стаська написала "Защитника"-тоже пошел на ура! а вот сейчас в процессе третье произведение-"Охотник".
Вчера она на совем сайте повесила отрывок свеженаписаной главы. Я прочитала и офигела.
Раньше такое у нее висело в скрытом виде (ведь на форум заходили и подростки 
, а енто не предназначалось для прочтения лицам моложе 17...)
Ну вообщим я к чему это...здорово так написано, и главное без пошлости и цинизма, как-то естесственно, и действительно пронизано любовью.
"Глава семнадцатая. В которой мы вместе с героями проживаем фантасмагорическую ночь перед Рождеством и которая снова начинается сценой, не рекомендованной к прочтению несовершеннолетним.
- Люби меня.
Застенчивая улыбка коснулась ее губ, а потом Гарри закрыл глаза, и все, что осталось - легкие прикосновения, когда Гермиона расстегнула одну за другой застежки на его мантии. Сразу же забытая, та чернильной лужей стекла под ноги. Теплые ладони нырнули под рубашку, и Гермиона прижалась щекой к его груди. Знакомый свитер - один из многочисленных подарков миссис Уизли на Рождество - еще хранил обжигающее дыхание мороза.
И берег тепло его тела.
- Замерз?..
Гарри услышал не сразу, а когда наконец услышал, то не ответил, а изо всех сил обнял ее и, засунув голову между шеей и волосами, стоял, не шевелясь, - такой счастливый, что вся боль от ожидания, все страдания и муки показались ерундой.
Замерз ли он?..
Замерз – прошедшее время. Сейчас – настоящее. Сейчас ему было жарко.
Жарко-жарко-жарко, - торопилось сердце.
Так жарко, что хотелось этим жаром поделиться, и, наклонившись, Гарри поцеловал ее - сначала в лоб, потом в губы, потом, перехватив руку, в ладонь. Мягкую, чуть влажную от волнения. Пахнущую чернилами.
Как всегда.
- Я хочу тебя. А ты?.. Хочешь?..
Он заглянул ей в глаза; робко, счастливо - и так знакомо - улыбнулся, и трещинка на его нижней губе дрогнула и разошлась. На ее памяти, впервые за эту зиму, и Гермиона подумала, что, наверное, в последнее время у него было куда меньше поводов улыбаться... Она поцеловала его в эту самую трещинку и сначала неловко, потом все уверенней потянула свитер вверх, смешно взъерошив его волосы; негнущимися от волнения пальцами расстегнула рубашку. Гарри, опустив руки, стоял и просто смотрел на нее, отдав себя в ее власть целиком и полностью. На его щеках все ярче проступали красные пятна. Потупившись, Гермиона справилась с металлически лязгнувшей пряжкой, повоевала с пуговицами, не желающими проталкиваться в тугие петли...
Его живот оказался таким горячим - просто раскаленным, даже странно, что ее ладонь не зашипела. Слушая, как Гарри тяжело дышит в напряженном ожидании, она приподнялась на носочки и снова поцеловала его - сначала в висок, потом в подставленные губы, чувствуя, как вены капля за каплей наполняются не кровью – нет, раскаленным металлом.
- А-ах...
Он застонал и покачнулся на подогнувшихся ногах, потянул ее за волосы. Получив от этого удовольствие, упрямо потянул еще сильнее, и, заставив ее делать то, что сочеталось с картинками в его голове, с какой-то внутренней музыкой, стал действовать жестко. Почувствовав, что ей это нравится, он обнял ее изо всех сил, будто хотел защитить от всего на свете и ее, и себя.
- Гарри...
Ее театральный костюм никак не хотел сдаваться, и, кажется, они даже что-то разорвали. Гермиона вышагнула из него, а Гарри, не заметив, споткнулся и, в вязком мареве охватившего его желания даже не вспомнив о кровати, повалил ее на пол прямо у двери.
В первый раз они добрались до кровати только под самый конец, когда он дотолкал ее туда, стирая колени. Во второй раз – уже на постели, перебравшись куда они наконец-то без вандализма разделись, - он так не спешил. К удивлению Гермионы, перешедшему в смятение, вместо того чтобы забраться под одеяло, Гарри сел у нее между коленей и окинул ее таким взглядом, что она покраснела до самого живота.
- Гарри?.. - робко спросила она, испытывая неудержимое желание прикрыться.
Он странно - сонно - улыбнулся, положил руки ей на колени, наклонился и...
- Гарри, ты что?.. Ой! Гарри!.. Ой!
Она дернулась, пытаясь высвободиться, но он крепко держал ее за щиколотки, разводя ноги в разные стороны, и чем больше она сопротивлялась, чем ярче краснела, тем больше это распаляло его, создавая иллюзию, будто...
...он спорит с кем-то... что-то доказывает... борется... И лишь благодаря этому жив.
А значит...
Рывок в стороны - Гарри снова опустил голову, и она ахнула, закрыв ладонями побуревшее от стыда лицо.
- Не... АХ!.. ...надо!..
К ее великому облегчению он все-таки услышал и медленно поднял голову. Облизнул - господигосподи... - губы. Гермиона покраснела еще сильней. До самых коленок, уже лежащих у него на плечах.
- Не надо... - умоляюще прошептала она.
Он медленно помотал головой и близоруко прищурился, желая не упустить ни единой ее полуэмоции, ни полужеста, ни полувзгляда из-под полуопущенных век - ничего.
- Я хочу. Всю тебя. Хочу всю тебя.
Не отводя от нее взгляда, он снова медленно наклонился, и она усилием воли заставила себя не двигаться. Стоило ему коснуться ее тела, оно само выгнулось, и Гермиона поняла, что это выше ее сил. Возможно, это кому-то и приятно, но... ааах... так неправильно... странно... стыдно...
- Не на... Ааа!.. - приятно, неправильно, странно и стыдно до такой степени, что на глазах выступали слезы. - Гарри... - затрепыхалась она и, когда он не остановился, повторила, не осознавая, что говорит все громче и громче, срываясь на истерические нотки: - Гарри!.. Гарри! Гарри!!! А-ах! Неееет!
Он откинулся на спину и потянул ее на себя. Шершавые от метлы ладони легли ей на бедра, на пробу качнули вперед-назад, и Гермиона послушно подхватила ритм, резко вдыхая и выдыхая при каждом толчке.
Она смотрела на него, он - напряженно, ищуще - на нее, его пальцы сжимались и разжимались, будто он дирижировал ею. Или же она - им, и Гермиона вдруг испугалась, что потеряет ритм, который с таким трудом только что обрела, только что почувствовала. И, разумеется, стоило об этом подумать, как она сразу сбилась и заторопилась, пытаясь поймать ускользнувшую гармонию... Гарри приподнялся, положил руку ей на плечо, останавливая, притянул к себе, мокро поцеловав в губы, и начал двигаться сам. Теперь она больше всего на свете боялась сбиться, сосредоточившись только на движении: вверх, вниз, вверх, вниз... - посмотреть на Гарри: Ему хорошо? Кажется, хорошо... - и опять вверх и вниз...
Она скакала на нем, чувствуя, что он становится в ней все тяжелей и тяжелей. Он содрогнулся, и вся его тяжесть перешла в нее. Из него потекло что-то теплое, сладкое, изнуряющее, как кровотечение...
Слава богу...
Потом они долго лежали молча, пока не замерзли. Гермиона нашарила упавшее на пол одеяло и хотела укрыть их обоих, но Гарри приподнялся и сел.
- Что?.. - растерянно спросила она.
- Тебе было хорошо?
Ответ прозвучал на его вкус слишком быстро:
- Конечно! Конечно, Гарри, мне было хорошо! Честное слово! Очень хорошо! Просто... неожиданно. Ты никогда не был таким... - она смущенно улыбнулась и зачем-то принялась разглаживать ладонью одеяло, - таким... м-м... темпераментным.
Чужое слово, самое место которому было в лексиконе разве что Лавендер или, скажем, Пенси Паркинсон (хотя она-то тут причем?) прозвучало тревожным колокольчиком. Она и сама это почувствовала и занялась одеялом с удвоенным старанием. Гарри остановил ее, нежно, но твердо подхватив под подбородок, и развернул к себе.
- Не был? А каким я был?
- Прекрати, Гарри, мне неловко! - Гермиона попыталась улыбнуться.
- Скажи, мне нужно знать.
Она высвободилась, нажала ему на плечо, укладывая на постель, и легла сама, положив голову ему на грудь. Он ждал. Она вздохнула. Он ждал.
- Ну, раз так...
Гермиона неуверенно покосилась на него, немного подумала и, рассеянно прислушиваясь к размеренному стуку его сердца под щекой, начала обстоятельный, как и всегда, ответ. От ее обычных ответов он отличался разве что нетипичным количеством нечленораздельных вздохов, мычания и смущенного хихиканья, которое сделало бы честь заправской школьной кокетке.
- Ну-у... Честное слово, поверить не могу, что это говорю... Во-первых, ты обычно... Обычно, - повторила она слегка озадаченно и пояснила: - На самом деле, у нас с тобой было не так уж и много, но обычно ты... ну, понимаешь... кхм... ну... - в этом месте раздалось уязвившее Гарри смущенное хихиканье, - делал это один раз. Во-вторых, - она сделала глубокий вздох и еще раз мысленно повторила, что не может, честное слово, просто не может поверить, что действительно говорит такие вещи, - ты обычно делал это сверху - не как сейчас. И вот это... кхм... р...ртом... - ее голос упал до шепота, уши опять заалели, и дурацкое и неуместное хихиканье снова вырвалось на волю, - никогда... Раньше ты просто целовал меня... долго, и иногда я даже... М-м-м... Ну... В общем, мне было очень хорошо даже от этого. И руками... немного. В-третьих, ты был... быстрее, не так, как сейчас... Быстрее... ну, ты понимаешь... - ее снова пробил пот, словно от физической работы. - И... - взгляд упал на его ноги, торчащие из-под одеяла, и Гермиона фыркнула, - носки ты всегда снимал. Честное слово.
Она надеялась, что последняя фраза разрядит атмосферу, но когда перевела на Гарри смеющийся и смущенный взгляд, он мрачно смотрел в потолок.
- То есть, во-первых, во-вторых и в-третьих, похвастаться мне было нечем?
- Зачем ты так! - вспыхнула Гермиона и села. Эта подчеркнутая небрежность, с которой он о себе отозвался, ей совсем не понравилась. - Мне раньше всегда было с тобой хорошо, и я...
- А сейчас - плохо?
Разговор неуклонно скатывался в бредовое русло.
- Нет, сейчас тоже хорошо, просто...
- ...просто? - Гарри тоже приподнялся.
Нагие, с еще оббисеренными потом телами и лицами, еще касаясь друг друга, они сидели на кровати, разделенные считанными дюймами - дюймами, которые на глазах превращались в пропасть.
- Просто... - смешалась Гермиона, - просто по-другому. Не лучше, не хуже - по-другому. Мы стали другими. Ты стал другим. Мы ведь раньше никогда об этом не гово...
Гарри хмыкнул.
- Да! Ты стал другим! - упрямо повторила Гермиона, сама себя перебив, и тряхнула головой. Когда она снова заговорила, голос звучал почти умоляюще: - Гарри, я правда не знаю, что ты хочешь услышать, но... - она осеклась при виде его глаз. - Прости меня.
- За что ты извиняешься? - уточнил он.
- Не знаю. Просто чувствую себя виноватой.
- Из-за меня?
Это все больше и больше напоминало допрос, и против собственной воли, против всех собственных убеждений Гермиона начала сердиться:
- Нет. Да. Нет. Не знаю. Честное слово, да пойми же, Гарри! Я хочу помочь тебе - и не могу. Я хочу тебя успокоить, но ты только огрызаешься! Я хочу, чтобы ты мне доверял, но ты закрываешься все сильней!.. Я хочу все объяснить, но постоянно говорю что-то не то. Я боюсь тебя обидеть и постоянно обижаю. Честное слово, ты даже не представляешь, как мне тяжело, как я устала от этого!.. Я так хочу, чтобы между нами не было тайн, но ты...
- Ты действительно этого хочешь, Гермиона? - перебил он и добавил странным, вкрадчивым тоном: - Если б ты узнала, о чем я думаю, ты бы меня возненавидела.
- Я бы никогда тебя не возненавидела. Я тебя люблю. Я же тебе уже говорила!.. Господи, я не понимаю, что происходит!.. Не понимаю, как мы с тобой могли... почему у нас вдруг... - она всхлипнула и торопливо зажала себе ладонью рот.
Глаза Гарри потемнели - она уже не могла утверждать наверняка, что послужило тому причиной: обида? Гнев? Раздражение?
- Ты сама сказала, что я изменился, и раньше у нас с тобой... у вас, - беспощадно поправился он, и Гермиону снова пробил пот - на этот раз холодный, - у вас с ним все было иначе. Все просто, Гермиона. На самом деле, все просто: ты действительно устала. И любишь ты не меня - его. Да и любишь ли?..
Теперь она плакала, уже не скрываясь.
- Гарри, за что?.. Почему ты так жесток, Гарри?.. Ведь я же... - Гермиона кулаками вытерла лицо и снова попыталась предотвратить неизбежное. - Честное слово, Гарри, что за глупость! Сколько тебе лет - двенадцать?! С кем ты соревнуешься? С собой?!
Он втянул носом воздух, потом криво улыбнулся:
- Ты не поверишь, насколько близка к истине.
- Господи, но это же смешно, честное слово!
- Смешно, Гермиона? Тебе действительно смешно? Что ж, можешь посмеяться.
- Прости, я не это хотела сказать...
- Ты стала часто извиняться, Гермиона... - заметил он.
- Да?.. Изви... Честное слово, ну, хватит, Гарри. Ведь не можешь же ты и вправду... - он дернулся, стиснул зубы. - О нет... Ты и вправду?.. Ох, Гарри...
Гермиона протянула руки, чтобы по-матерински прижать его голову к груди, но он оттолкнул ее от себя и ощетинился:
- Не надо. Не надо мне твоей жалости. Мне не нужна нянька. И чувство вины тоже, пожалуйста, держи при себе. Я от этого устал. Я тоже устал, Гермиона.
Она где-то уже слышала эти слова.
Но она не хотела, НЕ ХОТЕЛА вспоминать, когда и от кого.
Гарри поднялся, и она потянулась к нему:
- Ты что!.. Я вовсе не...
Он стоял на полу и вместе с холодом, поднимающим дыбом все до единого волоски на теле, по его ногам снизу вверх поползли странная усталость и пустота, апатия и безразличие ко всему и вся, с которым он думал справиться с ее помощью, но увы...
- Пойми, Гарри...
- Прикройся, Гермиона, - оборвал он, и от этих слов, от этого взгляда ей снова стало стыдно, но по-другому, не так, как тогда, когда он смотрел на нее - нагую. Словно сейчас ее разглядывал посторонний.
Не Гарри.
Гермиона обеими руками прижала одеяло к груди. И торопливо отвернулась, когда он начал собирать с пола свои вещи. Как будто за несколько фраз они стали чужими людьми.
- Куда ты?.. - пискнула она, услышав, что он надевает ботинки.
- Куда-нибудь. Главное - подальше отсюда. Подальше от вашего сочувствия, от вашей жалости, от вашей... любви, - он почти выплюнул это слово, - подальше от вашего вранья!..
- Но Гарри... я никогда тебя не обманывала!.. - вскрикнула она, не находя в себе сил подняться и кинуться за ним - тело охватило странное оцепенение, и она бы, наверное, упала, если бы попробовала встать. Она вообще сомневалась, что теперь когда-либо встанет с этой проклятой кровати.
Гарри обернулся в дверях, и Гермионе стало совсем плохо: точно таким же взглядом он смотрел под куполом на Малфоя.
Господи... Нет, только не это... Только не это!
- Вы все врете.
Ее пальцы разжались, одеяло выскользнуло из рук и упало на колени. При виде ее наготы он не отвернулся и, не меняя тона, все так же тихо, продолжил:
- Постоянно врете. Не только мне, нет - и себе тоже. Знаешь, иногда мне кажется, что в этом замке есть только один человек, который говорит правду. Какой бы паршивой она ни была. Догадываешься, как его зовут?..
Гарри немного помедлил - скорее, принимая какое-то решение, чем ожидая ответа. Потом взглянул на нее в последний раз, вышел и закрыл за собой дверь. Гермиона сидела, бессмысленно таращась на защелку в виде - она только сейчас это заметила - оскаленной львиной морды. Вопрос, заданный Гарри, крутился в голове снова и снова. Самое ужасное, что она знала ответ. И ответ этот был...
- ...Драко Малфой.
Почему-то этот факт ранил ее ничуть не меньше, чем то, что с они с Гарри поссорились. И впервые на ее памяти - настолько серьезно.
***
а вот где подростковые переживания, первая любовь!? Нету там такого. А у Стаськи так интересно и красиво написано, что "Ловца" я практически проглотила. Потом мы с ней стали общаться, а т.к. она еще и большая поклонница анимэ, то на форуме общалось приличное колличество самого разного народа, разного возраста (от 23 и до 35+. Самой Стаське сейчас 36 лет, прекрасная семья, две дочки, сама она знает два языка (английский в совершенстве, японский, и китайский)пишет статьи для журналов, работает инструктором по фитнесу-ведет группы беременных и детей (включая инвалидов с аутизмом и ДЦП). Так мы все перезнакомились, стали даже ездить друг к другу в гости. Помню на Новый год 2006 в Москве собрались ребята с ее форума, все из разных городов. Такие интересные и позитивные люди!!!
Потом Стаська написала "Защитника"-тоже пошел на ура! а вот сейчас в процессе третье произведение-"Охотник".
Вчера она на совем сайте повесила отрывок свеженаписаной главы. Я прочитала и офигела.
Раньше такое у нее висело в скрытом виде (ведь на форум заходили и подростки , а енто не предназначалось для прочтения лицам моложе 17...)Ну вообщим я к чему это...здорово так написано, и главное без пошлости и цинизма, как-то естесственно, и действительно пронизано любовью.
"Глава семнадцатая. В которой мы вместе с героями проживаем фантасмагорическую ночь перед Рождеством и которая снова начинается сценой, не рекомендованной к прочтению несовершеннолетним.
- Люби меня.
Застенчивая улыбка коснулась ее губ, а потом Гарри закрыл глаза, и все, что осталось - легкие прикосновения, когда Гермиона расстегнула одну за другой застежки на его мантии. Сразу же забытая, та чернильной лужей стекла под ноги. Теплые ладони нырнули под рубашку, и Гермиона прижалась щекой к его груди. Знакомый свитер - один из многочисленных подарков миссис Уизли на Рождество - еще хранил обжигающее дыхание мороза.
И берег тепло его тела.
- Замерз?..
Гарри услышал не сразу, а когда наконец услышал, то не ответил, а изо всех сил обнял ее и, засунув голову между шеей и волосами, стоял, не шевелясь, - такой счастливый, что вся боль от ожидания, все страдания и муки показались ерундой.
Замерз ли он?..
Замерз – прошедшее время. Сейчас – настоящее. Сейчас ему было жарко.
Жарко-жарко-жарко, - торопилось сердце.
Так жарко, что хотелось этим жаром поделиться, и, наклонившись, Гарри поцеловал ее - сначала в лоб, потом в губы, потом, перехватив руку, в ладонь. Мягкую, чуть влажную от волнения. Пахнущую чернилами.
Как всегда.
- Я хочу тебя. А ты?.. Хочешь?..
Он заглянул ей в глаза; робко, счастливо - и так знакомо - улыбнулся, и трещинка на его нижней губе дрогнула и разошлась. На ее памяти, впервые за эту зиму, и Гермиона подумала, что, наверное, в последнее время у него было куда меньше поводов улыбаться... Она поцеловала его в эту самую трещинку и сначала неловко, потом все уверенней потянула свитер вверх, смешно взъерошив его волосы; негнущимися от волнения пальцами расстегнула рубашку. Гарри, опустив руки, стоял и просто смотрел на нее, отдав себя в ее власть целиком и полностью. На его щеках все ярче проступали красные пятна. Потупившись, Гермиона справилась с металлически лязгнувшей пряжкой, повоевала с пуговицами, не желающими проталкиваться в тугие петли...
Его живот оказался таким горячим - просто раскаленным, даже странно, что ее ладонь не зашипела. Слушая, как Гарри тяжело дышит в напряженном ожидании, она приподнялась на носочки и снова поцеловала его - сначала в висок, потом в подставленные губы, чувствуя, как вены капля за каплей наполняются не кровью – нет, раскаленным металлом.
- А-ах...
Он застонал и покачнулся на подогнувшихся ногах, потянул ее за волосы. Получив от этого удовольствие, упрямо потянул еще сильнее, и, заставив ее делать то, что сочеталось с картинками в его голове, с какой-то внутренней музыкой, стал действовать жестко. Почувствовав, что ей это нравится, он обнял ее изо всех сил, будто хотел защитить от всего на свете и ее, и себя.
- Гарри...
Ее театральный костюм никак не хотел сдаваться, и, кажется, они даже что-то разорвали. Гермиона вышагнула из него, а Гарри, не заметив, споткнулся и, в вязком мареве охватившего его желания даже не вспомнив о кровати, повалил ее на пол прямо у двери.
В первый раз они добрались до кровати только под самый конец, когда он дотолкал ее туда, стирая колени. Во второй раз – уже на постели, перебравшись куда они наконец-то без вандализма разделись, - он так не спешил. К удивлению Гермионы, перешедшему в смятение, вместо того чтобы забраться под одеяло, Гарри сел у нее между коленей и окинул ее таким взглядом, что она покраснела до самого живота.
- Гарри?.. - робко спросила она, испытывая неудержимое желание прикрыться.
Он странно - сонно - улыбнулся, положил руки ей на колени, наклонился и...
- Гарри, ты что?.. Ой! Гарри!.. Ой!
Она дернулась, пытаясь высвободиться, но он крепко держал ее за щиколотки, разводя ноги в разные стороны, и чем больше она сопротивлялась, чем ярче краснела, тем больше это распаляло его, создавая иллюзию, будто...
...он спорит с кем-то... что-то доказывает... борется... И лишь благодаря этому жив.
А значит...
Рывок в стороны - Гарри снова опустил голову, и она ахнула, закрыв ладонями побуревшее от стыда лицо.
- Не... АХ!.. ...надо!..
К ее великому облегчению он все-таки услышал и медленно поднял голову. Облизнул - господигосподи... - губы. Гермиона покраснела еще сильней. До самых коленок, уже лежащих у него на плечах.
- Не надо... - умоляюще прошептала она.
Он медленно помотал головой и близоруко прищурился, желая не упустить ни единой ее полуэмоции, ни полужеста, ни полувзгляда из-под полуопущенных век - ничего.
- Я хочу. Всю тебя. Хочу всю тебя.
Не отводя от нее взгляда, он снова медленно наклонился, и она усилием воли заставила себя не двигаться. Стоило ему коснуться ее тела, оно само выгнулось, и Гермиона поняла, что это выше ее сил. Возможно, это кому-то и приятно, но... ааах... так неправильно... странно... стыдно...
- Не на... Ааа!.. - приятно, неправильно, странно и стыдно до такой степени, что на глазах выступали слезы. - Гарри... - затрепыхалась она и, когда он не остановился, повторила, не осознавая, что говорит все громче и громче, срываясь на истерические нотки: - Гарри!.. Гарри! Гарри!!! А-ах! Неееет!
Он откинулся на спину и потянул ее на себя. Шершавые от метлы ладони легли ей на бедра, на пробу качнули вперед-назад, и Гермиона послушно подхватила ритм, резко вдыхая и выдыхая при каждом толчке.
Она смотрела на него, он - напряженно, ищуще - на нее, его пальцы сжимались и разжимались, будто он дирижировал ею. Или же она - им, и Гермиона вдруг испугалась, что потеряет ритм, который с таким трудом только что обрела, только что почувствовала. И, разумеется, стоило об этом подумать, как она сразу сбилась и заторопилась, пытаясь поймать ускользнувшую гармонию... Гарри приподнялся, положил руку ей на плечо, останавливая, притянул к себе, мокро поцеловав в губы, и начал двигаться сам. Теперь она больше всего на свете боялась сбиться, сосредоточившись только на движении: вверх, вниз, вверх, вниз... - посмотреть на Гарри: Ему хорошо? Кажется, хорошо... - и опять вверх и вниз...
Она скакала на нем, чувствуя, что он становится в ней все тяжелей и тяжелей. Он содрогнулся, и вся его тяжесть перешла в нее. Из него потекло что-то теплое, сладкое, изнуряющее, как кровотечение...
Слава богу...
Потом они долго лежали молча, пока не замерзли. Гермиона нашарила упавшее на пол одеяло и хотела укрыть их обоих, но Гарри приподнялся и сел.
- Что?.. - растерянно спросила она.
- Тебе было хорошо?
Ответ прозвучал на его вкус слишком быстро:
- Конечно! Конечно, Гарри, мне было хорошо! Честное слово! Очень хорошо! Просто... неожиданно. Ты никогда не был таким... - она смущенно улыбнулась и зачем-то принялась разглаживать ладонью одеяло, - таким... м-м... темпераментным.
Чужое слово, самое место которому было в лексиконе разве что Лавендер или, скажем, Пенси Паркинсон (хотя она-то тут причем?) прозвучало тревожным колокольчиком. Она и сама это почувствовала и занялась одеялом с удвоенным старанием. Гарри остановил ее, нежно, но твердо подхватив под подбородок, и развернул к себе.
- Не был? А каким я был?
- Прекрати, Гарри, мне неловко! - Гермиона попыталась улыбнуться.
- Скажи, мне нужно знать.
Она высвободилась, нажала ему на плечо, укладывая на постель, и легла сама, положив голову ему на грудь. Он ждал. Она вздохнула. Он ждал.
- Ну, раз так...
Гермиона неуверенно покосилась на него, немного подумала и, рассеянно прислушиваясь к размеренному стуку его сердца под щекой, начала обстоятельный, как и всегда, ответ. От ее обычных ответов он отличался разве что нетипичным количеством нечленораздельных вздохов, мычания и смущенного хихиканья, которое сделало бы честь заправской школьной кокетке.
- Ну-у... Честное слово, поверить не могу, что это говорю... Во-первых, ты обычно... Обычно, - повторила она слегка озадаченно и пояснила: - На самом деле, у нас с тобой было не так уж и много, но обычно ты... ну, понимаешь... кхм... ну... - в этом месте раздалось уязвившее Гарри смущенное хихиканье, - делал это один раз. Во-вторых, - она сделала глубокий вздох и еще раз мысленно повторила, что не может, честное слово, просто не может поверить, что действительно говорит такие вещи, - ты обычно делал это сверху - не как сейчас. И вот это... кхм... р...ртом... - ее голос упал до шепота, уши опять заалели, и дурацкое и неуместное хихиканье снова вырвалось на волю, - никогда... Раньше ты просто целовал меня... долго, и иногда я даже... М-м-м... Ну... В общем, мне было очень хорошо даже от этого. И руками... немного. В-третьих, ты был... быстрее, не так, как сейчас... Быстрее... ну, ты понимаешь... - ее снова пробил пот, словно от физической работы. - И... - взгляд упал на его ноги, торчащие из-под одеяла, и Гермиона фыркнула, - носки ты всегда снимал. Честное слово.
Она надеялась, что последняя фраза разрядит атмосферу, но когда перевела на Гарри смеющийся и смущенный взгляд, он мрачно смотрел в потолок.
- То есть, во-первых, во-вторых и в-третьих, похвастаться мне было нечем?
- Зачем ты так! - вспыхнула Гермиона и села. Эта подчеркнутая небрежность, с которой он о себе отозвался, ей совсем не понравилась. - Мне раньше всегда было с тобой хорошо, и я...
- А сейчас - плохо?
Разговор неуклонно скатывался в бредовое русло.
- Нет, сейчас тоже хорошо, просто...
- ...просто? - Гарри тоже приподнялся.
Нагие, с еще оббисеренными потом телами и лицами, еще касаясь друг друга, они сидели на кровати, разделенные считанными дюймами - дюймами, которые на глазах превращались в пропасть.
- Просто... - смешалась Гермиона, - просто по-другому. Не лучше, не хуже - по-другому. Мы стали другими. Ты стал другим. Мы ведь раньше никогда об этом не гово...
Гарри хмыкнул.
- Да! Ты стал другим! - упрямо повторила Гермиона, сама себя перебив, и тряхнула головой. Когда она снова заговорила, голос звучал почти умоляюще: - Гарри, я правда не знаю, что ты хочешь услышать, но... - она осеклась при виде его глаз. - Прости меня.
- За что ты извиняешься? - уточнил он.
- Не знаю. Просто чувствую себя виноватой.
- Из-за меня?
Это все больше и больше напоминало допрос, и против собственной воли, против всех собственных убеждений Гермиона начала сердиться:
- Нет. Да. Нет. Не знаю. Честное слово, да пойми же, Гарри! Я хочу помочь тебе - и не могу. Я хочу тебя успокоить, но ты только огрызаешься! Я хочу, чтобы ты мне доверял, но ты закрываешься все сильней!.. Я хочу все объяснить, но постоянно говорю что-то не то. Я боюсь тебя обидеть и постоянно обижаю. Честное слово, ты даже не представляешь, как мне тяжело, как я устала от этого!.. Я так хочу, чтобы между нами не было тайн, но ты...
- Ты действительно этого хочешь, Гермиона? - перебил он и добавил странным, вкрадчивым тоном: - Если б ты узнала, о чем я думаю, ты бы меня возненавидела.
- Я бы никогда тебя не возненавидела. Я тебя люблю. Я же тебе уже говорила!.. Господи, я не понимаю, что происходит!.. Не понимаю, как мы с тобой могли... почему у нас вдруг... - она всхлипнула и торопливо зажала себе ладонью рот.
Глаза Гарри потемнели - она уже не могла утверждать наверняка, что послужило тому причиной: обида? Гнев? Раздражение?
- Ты сама сказала, что я изменился, и раньше у нас с тобой... у вас, - беспощадно поправился он, и Гермиону снова пробил пот - на этот раз холодный, - у вас с ним все было иначе. Все просто, Гермиона. На самом деле, все просто: ты действительно устала. И любишь ты не меня - его. Да и любишь ли?..
Теперь она плакала, уже не скрываясь.
- Гарри, за что?.. Почему ты так жесток, Гарри?.. Ведь я же... - Гермиона кулаками вытерла лицо и снова попыталась предотвратить неизбежное. - Честное слово, Гарри, что за глупость! Сколько тебе лет - двенадцать?! С кем ты соревнуешься? С собой?!
Он втянул носом воздух, потом криво улыбнулся:
- Ты не поверишь, насколько близка к истине.
- Господи, но это же смешно, честное слово!
- Смешно, Гермиона? Тебе действительно смешно? Что ж, можешь посмеяться.
- Прости, я не это хотела сказать...
- Ты стала часто извиняться, Гермиона... - заметил он.
- Да?.. Изви... Честное слово, ну, хватит, Гарри. Ведь не можешь же ты и вправду... - он дернулся, стиснул зубы. - О нет... Ты и вправду?.. Ох, Гарри...
Гермиона протянула руки, чтобы по-матерински прижать его голову к груди, но он оттолкнул ее от себя и ощетинился:
- Не надо. Не надо мне твоей жалости. Мне не нужна нянька. И чувство вины тоже, пожалуйста, держи при себе. Я от этого устал. Я тоже устал, Гермиона.
Она где-то уже слышала эти слова.
Но она не хотела, НЕ ХОТЕЛА вспоминать, когда и от кого.
Гарри поднялся, и она потянулась к нему:
- Ты что!.. Я вовсе не...
Он стоял на полу и вместе с холодом, поднимающим дыбом все до единого волоски на теле, по его ногам снизу вверх поползли странная усталость и пустота, апатия и безразличие ко всему и вся, с которым он думал справиться с ее помощью, но увы...
- Пойми, Гарри...
- Прикройся, Гермиона, - оборвал он, и от этих слов, от этого взгляда ей снова стало стыдно, но по-другому, не так, как тогда, когда он смотрел на нее - нагую. Словно сейчас ее разглядывал посторонний.
Не Гарри.
Гермиона обеими руками прижала одеяло к груди. И торопливо отвернулась, когда он начал собирать с пола свои вещи. Как будто за несколько фраз они стали чужими людьми.
- Куда ты?.. - пискнула она, услышав, что он надевает ботинки.
- Куда-нибудь. Главное - подальше отсюда. Подальше от вашего сочувствия, от вашей жалости, от вашей... любви, - он почти выплюнул это слово, - подальше от вашего вранья!..
- Но Гарри... я никогда тебя не обманывала!.. - вскрикнула она, не находя в себе сил подняться и кинуться за ним - тело охватило странное оцепенение, и она бы, наверное, упала, если бы попробовала встать. Она вообще сомневалась, что теперь когда-либо встанет с этой проклятой кровати.
Гарри обернулся в дверях, и Гермионе стало совсем плохо: точно таким же взглядом он смотрел под куполом на Малфоя.
Господи... Нет, только не это... Только не это!
- Вы все врете.
Ее пальцы разжались, одеяло выскользнуло из рук и упало на колени. При виде ее наготы он не отвернулся и, не меняя тона, все так же тихо, продолжил:
- Постоянно врете. Не только мне, нет - и себе тоже. Знаешь, иногда мне кажется, что в этом замке есть только один человек, который говорит правду. Какой бы паршивой она ни была. Догадываешься, как его зовут?..
Гарри немного помедлил - скорее, принимая какое-то решение, чем ожидая ответа. Потом взглянул на нее в последний раз, вышел и закрыл за собой дверь. Гермиона сидела, бессмысленно таращась на защелку в виде - она только сейчас это заметила - оскаленной львиной морды. Вопрос, заданный Гарри, крутился в голове снова и снова. Самое ужасное, что она знала ответ. И ответ этот был...
- ...Драко Малфой.
Почему-то этот факт ранил ее ничуть не меньше, чем то, что с они с Гарри поссорились. И впервые на ее памяти - настолько серьезно.
***
